Философская проза жизни

АКТ ОТРИЦАНИЯ СУЩНОСТИ ИЛИ ПОРЫВ К ИЗМЕНЕНИЮ ФОРМЫ?

  Суицид, или намеренное лишение себя жизни, трактуется психологами как образ действий, вызванный травмирующими личность причинами. Среди таких причин называют сильное душевное расстройство, психическое заболевание, ситуацию, при которой жизнь теряет смысл.

   Но психология как наука и способ лечения - плод многовекового развития западного способа мышления и чувствования. В ее основе лежат идеологические установки, тесно связанные с христианским подсознательным стереотипом мировосприятия.

   Согласно христианству, самоубийство - смертный грех, который невозможно искупить и на который человек в здравом уме и памяти пойти не может. А если он все-таки решился лишить себя жизни, то он психически нездоров (в базисном варианте восприятия - одержим бесами). Поэтому для врача - носителя западной культуры одно намерение лишить себя жизни является основанием для постановки психиатрического диагноза и госпитализации в клинику.

   Носитель восточной культуры прореагирует на решение личности уйти из жизни совершенно иначе. Для него главным будет не сам поступок, а причины, его вызвавшие. Если аргументы достаточно убедительны, а ритуал исполнен безукоризненно, то претензий к самоубийце не возникнет.

   Во многих восточных странах, например в Японии, существует традиционная система правил, согласно которой человек не только имеет право, но обязан добровольно уйти из жизни, если остаться в живых означает для него потерю лица.

   Получается, что один и тот же способ решения сложных личностных и социальных проблем оценивается различными культурами по-разному. Апологеты нравственности востока и запада воспримут суицид каждый по-своему, и не исключено, что отнесут его к прямо противоположным полюсам.

   Попытаемся проанализировать восточную точку зрения.

   Восточные идеологические установки уходят корнями в индуистский и развивающий его буддистский подсознательные стереотипы мировосприятия. А значит, носитель восточной культуры ощущает как единственную реальность закон реинкарнации и закон кармы, влекущие его сущность, как влечет река перо или щепку.

   Абсолютно не свободная в желаниях и чувствах душа, тем не менее, имеет шанс достичь высшего просветления и слиться с божеством, если научится прокладывать путь в фарватере единого потока рождений и воздаяний.

   Вселенная живет и движется, а душа живет и движется вместе с ней.

   Между индуистским и буддистским подсознательными стереотипами существуют значительные различия.

   Индуизм в качестве идеала религиозности декларирует покорность природным законам и точное исполнение данной при рождении роли.

   Бог и Вселенная умнее и дальновиднее человека. Душа не должна зря тратить время на борьбу с неизбежностью.

   Если поток затягивает в омут, он же и выносит на поверхность воды. Надо только отдаться стихии, не суетиться и покорно плыть, не пугаясь ни верха, ни низа.

   Подсознательный стереотип чувствования индуиста базируется на принятии без эмоционального протеста любого оборота личной судьбы. Вопрос "За что?" просто не успевает возникнуть. В ответ на стресс чувствуют "кротость". Но надо помнить, что восточная кротость - это не беспомощность, а скорее жесточайшая дисциплина эмоциональности, не позволяющая ей потеряться на порочном, с точки зрения идеологии, пути.

   Не нарушая закона и продвигаясь из жизни в жизнь, душа не причиняет вреда сущему, преисполняется мудрости и рано или поздно займет подобающее место в Духовной Вселенной, или, говоря иначе, в Боге.

   В подсознательном стереотипе народов, воспитанных индуизмом, заложены неторопливость и уважение к формам, сложившимся в природе, человеческом социуме и во внутреннем пространстве индивидуальной души.

   Буддизм не приемлет покорности, в индуистском понимании.

   Главная цель буддистских технологий перестройки подсознательного - ускорение развития индивидуальной души, желающей миновать круг рождений как можно быстрее.

   Чтобы обрести собственную духовную эволюцию, а не влачиться в хвосте вселенского процесса, человек должен перестать отождествлять себя с окружающим миром и носить навязанные социумом маски. Тогда он утвердит, наконец, собственную духовную волю.

   Иначе, считает буддизм, человек обречен двигаться по кругам рождений и смертей бесконечно долго и так же долго будет терпеть страдания.

   На нравственной шкале буддистского стереотипа страдания занимают самую нижнюю ступень и связаны с греховностью человека, погрязшего в материальном. Они напрямую зависят от "беспокойства" души: наличия у нее желаний и зависимостей.

   Беспокойство души влечет ее к мирским наслаждениям и уводит от просветленного духовного существования - единственного истинного удовольствия и смысла бытия.

   Законы реинкарнации и кармы несут сущность по одним им ведомому пути, подчиняют и держат в рабстве. Чтобы вырваться из-под их диктата и обрести свободу, необходимо перестать желать и привязываться к предметам и людям, необходимо перестать любить и ненавидеть, необходимо научиться жить вне мира, находясь в самой его сердцевине.

   Буддистский подсознательный стереотип мировосприятия, также как индуистский, дисциплинирует чувства и не позволяет им реализовываться в эмоциональных поступках. Но в отличие от индуистского стереотипа, благоговеющего перед природной логикой и обращенного к миру, он создает привычку к внутренней изоляции от естественной среды, концентрации сознания на сверхидее и сосредоточении на скрытых особенностях своего "я".

   Подсознательный стереотип мировосприятия делает буддиста наблюдателем, а не участником материального бытия, и через это развивает религиозное и нравственное чувство, окрашенное в светлые, радостные тона.

   В человеке обыкновенном буддизм формирует аспект духовности, который можно приблизительно почувствовать через ассоциацию с обычной для социума ролью талантливого сироты.

   Сирота от духа должен строить здание своей внутренней жизни собственными силами, не опираясь ни на помощь родителей, ни на субсидии властных структур. Поэтому, не видя иных источников создать благополучие, он поневоле становится целеустремленным, самостоятельным и очень работоспособным.

   В порядке компенсации такой сирота теряет во внешней чувствительности и внимании к нуждам окружающих - ведь им самим никто никогда не интересовался (исключаются только озлобление и неудовлетворенность, характерные для описанного социального типа).

   Суицид для подобного духовного карьериста возможен, только если он ожидает от него дивидендов, а никак не в связи с близкими людьми или происходящими событиями. К лишениям он привык, но не добиться поставленной цели для него немыслимо.

   И еще одна особенность буддистского мировосприятия, которая обуславливает его терпимое отношение к суициду как способу решения личностных проблем.

   Существование личности, в западном понимании, буддизм отрицает.

   По буддизму, личность есть нечто вроде бус из не связанных между собой состояний сознания, нанизанных человеческим воображением на нить времени. Нечто, которое существует лишь мгновение и само собой исчезнет в следующий миг. Нечто, не стоящее обсуждения, потому что разрозненные состояния сознания не представляют ценности, если не подходить к ним предвзято.

   Человек не помнит себя вчерашним или прошлогодним, а только проектирует сегодняшний образ на статичный экран памяти. Так что плохого в том, чтобы сменить разрушающуюся форму и случайное окружение и отдаться вселенскому потоку перемен?

   Если человек равнодушен к жизни и смерти своего тела, то самоубийство становится лишь одной из технологий освобождения от него и может оказаться греховным только тогда, когда решение принято в отчаянии или гневе, в желании обрести что-то или от чего-то избавиться. В других случаях...

   Зачем влачить жизнь с потерей лица, испытывая на прочность душевную структуру и усугубляя карму?

   Согласно буддистскому подсознательному стереотипу, человек не может и не должен обладать волей, направленной вовне и способной преобразовать среду обитания. Он может и должен спасаться в одиночестве, отторгая все пришедшее из внешнего мира, иллюзорное и отвлекающее от главных целей бытия.

   Если ситуация сложилась так, что духовный рост остановлен, правильнее резко изменить ситуацию, то есть отбросить телесную оболочку и все, связанное с ней. С новым рождением возникнет новый шанс, и спасенная от разрушения духовная сущность сделает следующий рывок в познании мира и самой себя.

   В проблеме суицида, как в зеркале, отразились противоречия во взглядах различных культур на взаимоотношения духовной сущности с окружающим ее миром.

   Именно расшифровка этих взаимоотношений, а отнюдь не само понятие духовности стала камнем преткновения восточного и западного путей обретения гармоничного бытия.

   Но если разошлись культуры, разошлись и законы психического, регулирующие существование людей на этих культурных территориях.

   В реальности психического духовную сущность ранит или исцеляет не поступок человека, ею обладающего, а его намерение по отношению к себе и миру. Мы имеем в виду намерение "целиком" - со всеми его внутренними нюансами, а не только сознательную часть, которая часто противоречит подсознательной.

   Психическая реальность не тождественна материальной реальности.

   Она живет по собственному закону и отделена от материальной реальности многокамерным шлюзом стереотипа. Того стереотипа, который можно ассоциировать и с защищающим "я" буфером, и с фильтром информации, и с мостиком, связующим "я" с миром.

   Согласно традиции, западной культурой мы называли совокупность способов мышления и чувствования, базирующихся на христианском подсознательном стереотипе мировосприятия. Но термин не совсем точно отражает реалии культурного процесса.

   Христианство является одним из трех мировых религиозных древ с общим корнем. И этот общий корень - основа западного мировосприятия - представляет собой единое понимание взаимоотношений духовной сущности с окружающим ее миром.

   Христианство при таком рассмотрении оказывается самым западным форпостом огромного и многообразного материка западной культуры, покоящегося на подсознательных стереотипах иудаизма, христианства и ислама.

   И иудаизм, и христианство, и ислам видят человека как существо не просто духовное, а активно преобразующее окружающий мир. Их цель воспитать народы, способные быть проводниками Божьей воли и строителями Его царства на земле.

   Подсознательный стереотип восприятия носителей этих религий можно сравнить с конструкцией наподобие радара, направленного в небо и ловящего сигнал "сверху", чтобы беспрекословно подчинить ему свои действия в психическом и материальном мирах. Вырабатывается форма чувствования, когда человек внимательно прислушивается к чему-то внутри и вне себя, пытается анализировать непонятную информацию, экспериментирует и играет со средой.

   Человек запада спешит, все время желает чего-то нового и всегда чем-то не доволен. Но зато он не ограничивает духовный поиск формами, растворенными в природе, но активно придумывает необычные сочетания известных элементов и развивает собственную, человеческую индивидуальность. Полученные в результате больших трудов обновленные подсознательные стереотипы он обязательно проверяет на прочность, оттачивая их в постоянных идеологических и эмоциональных битвах с себе подобными.

   Иудаизм, христианство и ислам достаточно агрессивно настроены по отношению друг к другу, потому что конструируют разные модели царствия Божьего на земле, да и на небесах тоже. Они сталкиваются значительно сильнее, чем западная цивилизация в целом с восточной цивилизацией, потому что делят между собой материальный мир, на который подсознательный блок восточной культуры не очень-то и претендует.

   Подсознательные стереотипы иудеев, христиан и мусульман скорее дополнительны, чем однотипны. Иудеи подчиняют Богу разум и через разум познают Его законы. Христиане посвящают Ему чувства и проповедуют любовь как высшую ценность бытия. Мусульмане отдают на волю Аллаха реализацию своего "я" и дисциплинируют социальное поведение. Но все три религии сходятся в том, что жизнь человека принадлежит Всевышнему и человек не имеет права сам решать, жить ему или умереть.

   Западная культура однозначно считает самоубийство грехом, но приветствует мученическую смерть во имя религиозных целей (иудаизм, в силу своей "разумности", любит мученичество меньше двух других культур). Праведной можно признать гибель во имя Бога, а суицид - это защита своего эго и покушение на собственность того, кто есть Творец и Хозяин существования.

   Но вернемся к христианскому подсознательному стереотипу мировосприятия, вокруг которого выросло колоссальное здание современных медицинских технологий лечения и предупреждения болезней, в том числе и относящихся к компетенции психиатров.

   Христианство, пожалуй, единственная религия на земле, в которой человек вступает с Богом в глубочайший личностный контакт. Без принуждения наказанием. Без страха быть отвергнутым за слабость. Как любимый сын с любимым отцом. Как любящий сосуд, несущий в себе любящее содержимое.

   Возможно ли сломать сосуд и не пролить содержимое?

   Суицид - это акт нелюбви, акт отторжения от себя Бога. Отвратить от любви величайшее вместилище этой любви можно, только дав почувствовать, что любовь не взаимна. Так чего пенять, что совершивший самоубийство навеки останется один во тьме? И разве есть участь страшнее?

   Для христианина любовь - это сущность Бога и бытия, сущность его собственной души и духа. Всю жизнь он учится любить, чтобы воля Божья могла войти в его сердце. Решаясь на самоубийство, он отвергает все сразу - и вечную жизнь, и гармонию Вселенной, и будущее, в котором невозможно насилие, и себя самого.

   Господь сотворил дух человека свободным, и человек может сделать любой выбор. Но сделанный выбор останется с его душой и поставит ее в условия, ею же сформированные. Только самим человеком и может быть изменено ошибочное решение - искреннее раскаяние искупит любой грех, но успеет ли раскаяться самоубийца, собственными действиями лишивший себя дарованного Богом времени?

   Чтобы не предавать Бога, надо научиться терпеть страдания и страхи и не убегать с поля битвы. Уныние - один из тягчайших христианских грехов. Подсознательный стереотип христианского чувствования формирует "кротость", которая является оружием в идеологических битвах. В отличие от индуистского варианта, она несет в себе вызов существующему миропорядку, основанному на насилии. Кротость по-христиански является краеугольным камнем новой модели мира, в которой сильный служит слабому, а слабый в ответ доверяет сильному вести себя по извилистым дорогам духовного созревания.

   Для того чтобы добро победило, христианину надо научиться носить внутри себя пламя, которое больно жжет и просится наружу, не считаясь с тем, что ты, возможно, слабее противника. Сам подвиг Христа есть акт демонстрации преобразующей социум духовной силы, опирающейся на духовную же волю. Акт пренебрежения постулатами материального мира, которые работают только потому, что им подчиняются.

   Развивая подсознательный стереотип мировосприятия, укрепляя его в борьбе против страхов и душевной слабости, христиане всего мира произносят уничижительную по отношению к земной реальности формулу: "смертью смерть поправ".

   Цель человека, идущего по пути Христа, вырастить в себе не только духовность как таковую. Его главная цель - наработать внутреннюю силу, способную оплодотворить духовностью любого, кого коснется. Эта сила должна преобразовать земную жизнь, полную лицемерия и греха, в Царствие Божие, "яки на небеси, так и на земли".

   Природная логика, логика полигона, где царствует насилие, - главный враг каждого христианина. Природа не живет по-христиански, она делает хозяином мира сильного, но безнравственного. Награждает победой умного, но несправедливого. Одаривает удовольствиями богатого, но лишенного чувства сопереживания.

   Она и сама лишена любви, в христианском понимании этого слова.

   Только к концу двадцатого века упоенный успехами науки человек христианского мира понял, что перемудрил с природой. Погубить ее оказалось легче, чем он думал. А на руинах не только не расцвело Царствие Божие, а наоборот, возникло общество, очень смахивающее на адскую обитель.

   Интеллектуал, пренебрегавший эмоциональными нюансами как чем-то малозначительным, осознал, что не совсем точно прочувствовал христианские истины. Возможно, недоучел ценность заповеди: "Не осуди". Ведь чувство "не осуди" включает в себя и мысль о том, что логика непохожего на тебя по своим взглядам человека, возможно, тоже содержит в себе зерно истины. Не даром же Господь доверил ему стать сильным, или умным, или богатым.

   Да, качество под названием "терпимость" все-таки получило свое место в стереотипе мировосприятия западной культуры. Поэтому вместо "одержим бесами" в диагнозе людей, склонных к суициду, пишут названия болезней и лечат, а не истязают, чтобы ценой мученичества вырвать больного из лап бесовщины.

   Подсознательные стереотипы чувствования очень консервативны, и одного-двух поколений недостаточно для их преобразования. Еще много ужасного случится в мире, прежде чем человек духовный перестанет видеть в природе противостоящую силу. Прежде чем он поймет, что не природа, с ее дополнительными к духовным законами, является преградой на пути мечты о царствии Божьем на земле, а его собственная безграмотность в сфере психического.

   Поймет и перестанет бороться с тем, что дано ему в помощь.

   А пока перед человечеством стоит задача попроще. В ближайшем будущем ему необходимо научиться сочетать логику разных культур и перестать судить о них с позиции "верно-неверно". Тогда, возможно, мы начнем двигаться в культурном пространстве не только по горизонтали - из прошлого в будущее, но и по вертикали - от божественного замысла к различным формам духовной и материальной реализации.

   Суицид - это тоже форма реализации замысла, только человеческого. И как форма реализации он более или менее совершенно воплощает задуманное.

   Какова цель задуманного - таковы и его психические последствия.

   Для носителей одной культуры самоубийство - это акт уничтожения собственной сущности, и тогда он, к сожалению, чреват самыми неприятными последствиями. А для носителей другой культуры суицид - всего лишь попытка сменить форму и опасности ни для социума, ни для индивидуальной души не представляет.

Статья опубликована в 2004 году.

Философская проза Ирины Лежава. Что еще почитать:

Философская проза: В гостях у Константина и Елены

Философская проза: Ноев ковчег - это, ой, как хлопотно!

Философская проза: О духе и душе

Философская проза: О почтении к родителям